Алексей Ратманский

В Санкт-Петербурге покажут новый балет Алексея Ратманского - признанного во всем мире новатора танца и редкого, увы, гостя на родине.

Научить хореографии невозможно! уроженец Петербурга, выпускник Московского балетного училища Алексей Ратманский, который в свои сорок семь считается главной надеждой мирового балета, непреклонен. Даже если бы существовали правила, как поставить балет, успеха добивается тот, кто их нарушает. Вернее тот, кто их устанавливает».

В XX веке такое делали несколько раз и хореографы-революционеры вошли в историю балета. Калейдоскопы американца Джорджа Баланчина, эмоциональные бури британцев Фредерика Аштона и Кеннета Макмиллана, сладострастные хитросплетения француза Мориса Бежара и пластический экстремизм американца Уильяма Форсайта... И вот на рубеже тысячелетий балетный мир застыл в ожидании нового поворота развития. И Ратманский, соединивший в своих спектаклях впечатляющую мощь русского балета с точностью, ясностью и изяществом западного, кажется, стал идеальным ответом этим надеждам.

Только в этом сезоне у него премьеры в Париже, Цюрихе, Милане и авторский фестиваль старых и новых постановок в Нью-Йорке. Театры, обнаружив, что в мире существует хореограф, владеющий всем разнообразием классического танца и умеющий оправить его современной аранжировкой, боятся его упустить. «График сумасшедший. Но я благодарен судьбе, что не нужно просить о постановках. Это неприятно, особенно когда отказывают, я это проходил. Так что грех жаловаться, говорит хореограф. Предпочитаю не делать больших пауз между проектами. Иначе теряется привычка к ежедневному сочинению».

При этом в России у Ратманского, который в середине 2000-х возглавлял балет Большого театра, контрактов на ближайшие годы нет. Большой и Мариинский театры говорят, что ведут с ним переговоры. Но сам хореограф, уже выстроивший расписание на пять лет вперед, реагирует на вопросы о российских проектах с такой настороженностью, будто боится выдать военную тайну, подтверждая только тот факт, что это не дело ближайших сезонов. Так что единственный шанс увидеть его новую постановку в России фестиваль Dance Open в Петербурге, куда в апреле из Дрездена приедет одноактная «Танцевальная сюита» на музыку Рихарда Штрауса.

Он вообще скуп на слова и эмоции. Сын врача-психиатра и научного сотрудника Аэрокосмического института, Ратманский даже на репетициях сохраняет ровный тон и обращается на «вы» к тридцать второй тени. В нем нет агрессии, которую мы так часто принимаем за харизму. При этом за деликатностью скрывается железный стержень. Его решения окончательны, а мнение непоколебимо.

В 1992 году он, двадцатитрехлетний танцовщик, победил на московском Дягилевском конкурсе, где его «Призрак розы» парил в воздухе, как никогда прежде, и получил первые зарубежные контракты. «За границей я попал в новый непонятный мир, к которому нужно было приспособиться, вспоминает Ратманский. Не только в житейском плане, но и в профессиональном. Мы по праву гордимся русской школой, но для новых балетов моих знаний оказалось недостаточно, пришлось наверстывать».

Русские танцовщики по традиции считают, что, обладая вагановской школой, они, условно говоря, окончили главный в мире балетный университет. Но танцевать хореографию ХХ и ХХ! века только на этой базе невозможно. Уже создатели неоклассического балета Лифарь, Баланчин, Мясин требовали более сложной координации, большей скорости, более развитого чувства ритма и умения работать с самой экспериментальной музыкой. Не говоря уж о главных фигурах в балете конца ХХ века: Килиане, Эке и Форсайте.

Королевский Виннипегский балет в Канаде, труппа по российским меркам скромная и небольшая, и гордящийся историей Датский королевский балет (за рубежом Алексей танцевал в общей сложности десять лет, до начала 2000-х) дали возможность Ратманскому освоить эти недоступные в СССР пласты хореографии, большинство из которых у нас не знали даже теоретически. Причем в отличие от соотечественников молодой танцовщик воспринимал участие в балетах модных западных мастеров не как повинность между желанными «Баядерками» и «Дон Кихотами», а как заполнение лакун в своем образовании. «Европа, Америка, Россия совершенно разные балетные миры,говорит хореограф. Но в то же время это разные стороны одного искусства, мы все служим одним и тем же богам».

Вместе с Алексеем покорять мир двадцать с лишним лет назад отправилась его жена Татьяна. Они познакомились в самом начале карьеры одновременно пришли работать в Киевский оперный театр. Точеные ноги девушки вдохновили Ратманского на первые постановки. Это были концертные номера, в которых они выступали дуэтом. С тех пор они почти не расставались: вместе уехали в Канаду, вместе танцевали в Датском королевском балете, потом возвращались в Киев и Москву, а в последние годы обосновались в Нью-Йорке. Татьяна оказалась и вдохновительницей Алексея, и ассистентом, умеющим передать артистам стиль его работы. Но их семнадцатилетнему сыну Василию, внешне поразительно похожему на обоих, удалось не подцепить балетную бациллу.

Впрочем, у Алексея есть с кем поделиться секретами мастерства. Компания Rolex выбрала его для участия в менторской программе. Проект предполагает двухгодичное сотрудничество мастера и подающего надежды новичка. «Когда я начинал ставить, вспоминает Ратманский, мечтал, чтобы кто-то из старших проявил интерес, дал совет или просто подбодрил. Но в училище ставить было не принято, считалось даже какой-то ненужной дерзостью. В общем, приходилось в одиночку биться об эту стенку». Майлз Тэтчер, танцовщик Балета Сан-Франциско и хореограф, стартовавший постановками в труппах New York City Ballet и Joffrey Ballet, имеет возможность не биться о стены, а обсуждать свои профессиональные проблемы с ментором и постоянно наблюдать его в процессе постановок.

В том числе в процессе воссоздания классики. Два последних сезона Ратманский, не отказываясь от оригинальных спектаклей, погрузился в XIX век, в спектакли Мариуса Петипа. Как известно, универсальной системы записи танца, которая фиксировала бы движения в тексте хотя бы так же, как ноты музыку, не существует. Тем не менее попытки создать такие системы предпринимаются уже много веков. Одну из них сто пятьдесят лет назад разработал петербургский танцовщик Василий Степанов. Благодаря чему оказались зафиксированы, хотя и очень несовершенно, многие балеты Петипа. Находка этих записей в архиве Гарвардского университета в начале 2000-х породила целое новое направление восстановления классики. «У меня оказалось немного свободного времени, объясняет истоки этой работы Ратманский. Я решил посвятить его изучению степановской системы записи, чтобы наконец разобраться самому, как же хореография Петипа выглядела на самом деле. И что в известных нам сейчас редакциях постановок сохранилось от Петипа, а что было добавлено в более поздние времена».

Первым опытом стала прошлогодняя мюнхенская «Пахита», за которой последовала «Спящая красавица», поставленная в Американском театре балета и в Ла Скала, и «Лебединое озеро» в Цюрихе.

О том, что Танец маленьких лебедей сохранился со времен первой постановки практически без изменений, а на озере с лебедями на петербургской премьере в 1895 году танцевал целый ансамбль мужчин, а в адажио королевы лебедей Одетты с принцем Зигфридом участвовал друг принца Бенно, Алексей рассказывает в подробностях, даже рискуя опоздать на самолет, который должен унести его на очередной проект.

«В балете много новых имен, продолжает Ратманский. Я в основном слежу за хореографами, среди них Джастин Пек и Лиам Скарлет, которым нет и тридцати, они просто великолепны. Есть блестящие исполнители. Есть потрясающие труппы в самых неожиданных местах, например, в Майами и Дрездене. Другое дело, что настоящих классических кордебалетных ансамблей мало, но так было всегда».

Если посмотреть репертуар театров мира везде премьеры, новая музыка, новые сюжеты. Публика хочет нового. Заметно вырос интерес и к историческим реконструкциям. «Конечно, есть и негативные тенденции: мало фантазии в выборе репертуара, мало индивидуального артистизма у исполнителей, все друг друга копируют. А в общем не вижу поводов для беспокойства».